Radko
offline
[i]
Новое очень интересное интервью Игоря Стрелкова:



С.Ш.: Войны в Приднестровье и на Балканах, где вы были, и эта война - что между ними общего?

И.С.: Все это гражданские войны. Воюют люди, которые говорят на одном языке. Идеологическое разделение, не национальное. В Боснии это религиозное разделение. Но воюют братья…

С.Ш.: Приднестровье все-таки сражалось за русский язык, нет?

И.С.: Да, но в подразделениях, которые воевали против кишиневских формирований, были и молдаване, и украинцы, и русские. Был весь интернационал. Были и гагаузы. С той стороны тоже, кстати, были русские. Допустим, нам в Бендерах противостоял отряд полиции особого назначения – ОПОН. Там русских было достаточно много, которые еще с советских времен служили в ОМОНе и автоматически стали ОПОНовцами, и автоматически поехали подавлять своих братьев. Хотя, конечно, там тоже на знаменах у кишиневских войск был радикальный национализм - причем даже не молдавский, а румынский.

С.Ш.: Крым ваших рук дело?

И.С.: Я принимал участие в мероприятиях, но сказать, что это моих рук дело – я, конечно, не могу. Там моя роль была достаточно скромной, хотя в некоторых вопросах немаловажной.

С.Ш.: Я помню, как прилетел туда в конце февраля и наблюдал, каким авторитетом вы там пользовались. У меня сложилось впечатление, что вы разруливали дела.

И.С.: Я вначале принимал достаточно серьезное участие. Потом, по мере того, как ситуация развивалась, я отошел в тень и занимался просто формированием роты специального назначения, потом батальона специального назначения. И содействием российским войскам.

С.Ш.: А в каких числах вы оказались в Крыму? Когда все началось? Сразу после майдана?

И.С.: За двое суток до начала всего.

С.Ш.: То есть вот, когда поднялся Севастополь…?

И.С.: Я уже находился в Крыму.

С.Ш.: И вы видели происходившее своими глазами?

И.С.: Я руководил занятием аэропорта в Симферополе. Потому что там была нерешительность определенная. Поэтому приходилось, что называется, быть играющим тренером.

С.Ш.: А вы наблюдали столкновение между русскими активистами и крымско-татарскими активистами?

И.С.: Нет. Непосредственно не наблюдал.

С.Ш.: Но уже были там?

И.С.: Да, я был там.

С.Ш.: Вы знали до этого Сергея Аксенова?

И.С.: Да, знал. Я с ним познакомился во время принесения даров волхвов. В Симферополе, он тогда произвел на меня очень хорошее впечатление, очень серьезное. Он харизматичный человек. Когда его обвиняют в каких-то грехах прошлого, я могу сказать: вот это человек, который способен подняться над своим прошлым, способен развиваться – и это однозначно. Он очень умен, энергичен. Обладает всеми качествами крупного политического лидера, и я надеюсь, что Крым это не последняя ступенька в российской государственной службе, которую он занимает. Большая трагедия, что в Донецке не было такого человека. Когда я входил на территорию Донецкой области, я надеялся, что смогу найти вот такого же лидера и стать при нем советником, то есть повторить то, что было в Крыму.

С.Ш.: Это вы нашли Аксенова?

И.С.: Знаете, есть разные мнения по данному поводу. Дело в том, что Сергей Валерьевич, общался с очень многими людьми, в том числе он общался и со мной.

С.Ш.: Вы сразу из Крыма поехали в Донбасс?

И.С.: Ну, в общем, да. На одни сутки побывал в Москве. После этого вернулся в Крым и где-то через неделю, или через десять дней, отправился.

С.Ш.: У вас было много человек?

И.С.: Пятьдесят два человека.

С.Ш.: Что стало с этими людьми?

И.С.: Кто-то погиб. Погибло довольно много людей. Я думаю, что не меньше четверти из них погибли или получили серьезные ранения.

С.Ш.: А кто эти люди?

И.С.: Большинство граждане Украины. Много крымчан. Россиян было, может быть, процентов двадцать. То есть тот же Моторола.

С.Ш.: То есть Моторола тогда приехал?

И.С.: Моторола вместе с нами переходил границу. В Крыму я его отобрал из числа добровольцев, которые переходили к нам из других подразделений и крымского ополчения.

С.Ш.: Как получилось так быстро из пятидесяти человек вырасти целому войску?

И.С.: Сразу отвечу на тот вопрос, который должен последовать за этим. Почему Славянск? Когда мы перешли границу, у нас не было четкого определенного плана, куда нам идти. Я понимал, что с такой небольшой группой идти на Луганск или на Донецк не имеет смысла. Это города-миллионики, в которых пятьдесят человек утонут просто. Растворятся без видимого эффекта. Сразу мной была поставлена задача для себя – найти какой-то средней величины населенный пункт. С одной стороны, достаточно значимый, с другой стороны, в котором мы сможем быстро установить народную власть. Власть, поддержанную народом. А не просто захватить… Это для украинской стороны выгодно и удобно рисовать нас террористами… Люди из местных нас встречали. Заранее, с машинами. То есть когда мы пешком вышли к трассе, нас там уже ждали.

С.Ш.: А вы переходили пешком?

И.С.: Пятнадцать-семнадцать километров мы шли маршем через границу. И вышли в условленном месте, которое заранее было подобрано теми, кто нас встречал. Соответственно был задан вопрос: где тот населенный пункт, в котором мы получим массовую поддержку? И назвали Славянск. Я посмотрел на карту. Конечно, это было далеко. Но выбирать особо не приходилось. Мы поехали в Славянск. Уже к моменту прибытия нас ждали около трехсот активистов, готовых к любым действиям вместе с нами. Сразу мы соединились с этой группой и пошли на штурм УВД. Через два часа мы взяли УВД, еще через час после этого – СБУ. Тогдашняя городская управа придерживалась нейтральной позиции, мы ее заняли без боя. Соответственно, к обеду весь город был в наших руках. Тем запасом оружия, которое было в УВД, вооружились местные добровольцы. Нас сразу стало где-то около 150 человек. И уже через два дня я выделил и отправил группу Керца, 28 бойцов, для занятия Краматорска. Что он, собственно говоря, проделал.

С.Ш.: То есть Славянск стал для вас точкой сборки?

И.С.: Славянск стал точкой, с которой мы начали распространять народную власть на территории республики. Население нас целиком поддерживало. Подавляющее число жителей Славянска открыто выражали нам свою симпатию. Они, правда, полагали, что мы - так называемые «зеленые человечки», поскольку одеты мы были в одинаковую униформу, примерно одинаково вооружены и достаточно хорошо снаряжены - за свой счет, естественно. И люди с большой радостью нас принимали. Они считали, что все повторяется как в Крыму.

С.Ш.: Москва вас не посылала туда?

И.С.: Нет, конечно.

С.Ш.: Каких размеров достигло войско Славянска и за какие сроки?

И.С.: До оставления Славянска в самом городе было тысяча двести штыков плюс там триста-четыреста военнослужащих, но тыловиков, потому что у нас было много молодежи, много женщин, много стариков, которые не могли нести службу в окопах, в активных боевых действиях. Где-то четыреста бойцов было к тому времени в Краматорске. Краматорский гарнизон нам подчинялся. Где-то пятьдесят человек в Дружковке. И около сотни в Константиновке. На николаевском и ямпольском направлении был батальон, около двухсот человек. В общей сложности получалось больше двух тысяч бойцов. А когда из Донецка я уезжал, славянская бригада вместе с присоединившимися подразделениями насчитывала примерно пять, пять с половиной тысяч человек. По спискам вообще было под десять тысяч, но немало тыловых подразделений, гуманитарных и снабженческих. С учетом того, что формирование происходило на коленке, при отсутствии специалистов и нормальной базы, трудно было вести точный учет людей. Но я знал численность самых боевых батальонов, которыми маневрировал, до человека.

С.Ш.: Каков процент среди ополчения местных людей?

И.С.: Девяносто процентов. Как было, так и осталось. Вот, допустим, в славянской бригаде процент россиян был вообще очень невелик. Всех, кто ехал к нам, перехватывали по дороге. Кого-то в Луганске Болотов, кого-то перехватывал Ходаковский, кого-то Захарченко. Я бы на их месте, наверное, то же самое бы делал. Усиливали свои подразделения. Славянск находится на уступе. К тому же он, начиная со второго мая, находился в полукольце. С каждой неделей это кольцо сжималось, и уже в конце июня мы находились в полном окружении и снабжались по единственной дороге, которая после падения Николаевки, была перерезана.

С.Ш.: Сил не хватало?

И.С.: Представьте себе осажденный город, где не хватает ничего. Не хватает оружия, не хватает боеприпасов. Где огромное количество людей стоит на баррикадах просто безоружными или с охотничьими ружьями. Город большой, с большим населением. Он со всех сторон обложен превосходящими во много раз силами противника. При этом город является центром сопротивления, которому подчиняется еще целый ряд других городов, защищенных еще хуже. Каждый человек на счету. Каждая гривна на счету. Каждый ящик патронов. Каждый грузовик. Каждая канистра бензина. Не хватает всего. Не хватает в первую очередь людей, организаторов.

С.Ш.: У вас сейчас есть какие-то сведения о происходящем в Славянске?

И.С.: Знаю, что на последних выборах в Раду, явки практически не было.

С.Ш.: Расстрел мародеров. Это были люди, заслуживающие такой кары?

И.С.: Заниматься расстрелами в условиях военных действий незаслуживающих людей может только маньяк. Удобно изображать из меня маньяка. Тем более что биография способствует, наверное. Я очень осторожно относился к человеческим жизням, как ополченцев, так и местного населения, всех… Но в условиях боевых действий, когда город на осадном положении, проявлять псевдогуманизм, значит, умножать жертвы. Проявить слабость иногда означает дать повод другим преступникам чувствовать безнаказанность. Единственная возможность, которая у меня была, поступать каким-то образом законно. А соблюдать законность на войне, в условиях несоблюдения законов крайне проблематично. Поскольку ни законы Украины, ни законы России вообще не предусматривают понятие «военное осадное положение», мне пришлось обратиться к единственному, самому близкому по времени указу от 22 июня 1941 года Комитета Обороны «О создании военных трибуналов». У нас все суды проводились по решению трибунала. Не все приговоры были обвинительными - были прецеденты, когда подсудимых оправдывали. Но действительно, мы расстреляли нескольких мародеров. Или эпизод, когда был казнен член Правого сектора, который в Краматорске ножом зарезал ополченца на баррикаде. Специально приехал в Краматорск, чтобы совершить убийство одного из сепаратистов, как он считал, одного из москалей. После этого он был схвачен. И после суда приговорен к смерти.

С.Ш.: Насколько было гуманным обращение с пленными в Славянске?

И.С.: Военнопленные, какие у нас были, их кормили точно так же, как солдат ополчения. Из одного котла. Я не мог, конечно, проследить за всем, но знаю, что никто с голоду не умер, никто от болезней не умер. Никто не был убит без суда. Были уничтожены несколько групп диверсионных. Но они были уничтожены в ходе боя, и я не сомневаюсь, что это было правильно.

С.Ш.: Вы знаете, что сейчас в условиях войны высокой степени достигает криминализация жизни в Донбассе. Вам удалось справиться с бандитизмом в Славянске?

И.С.: В Славянске – да. В Донецке у меня было для этого слишком мало времени и, кроме того, существовало очень много центров силы, которые или мне не подчинялись, или подчинялись частично, или подчинялись на особых условиях. Поэтому в Донецке мне не удалось навести такой порядок, какой у меня был в Славянске и в Краматорске.

С.Ш.: Как быть с растерянностью людей? Они погрузились в кошмар.

И.С.: Нужен порядок. Все государства, которые вели войны, в том числе и демократические государства, всегда в зоне боевых действий вводят военное законодательство. Чтобы навести порядок и обеспечить управляемость, необходимо разработать военное законодательство единое для обеих республик, потому что между ними нет моря. А что касается настроения населения, здесь больше зависит даже не от местных лидеров, а непосредственно от России. Донбассу требуется срочная масштабная помощь. Россия просто обязана, исходя из своих традиций, из долга перед русскими людьми, которые оказались разделенными предательством девяносто первого года, оказать эту помощь. Там люди сражаются за Россию. Россия обязана защищать своих. Иначе она теряет смысл как государство.

С.Ш.: Вы переживаете за то, что не получился там крымский сценарий? Чувствуете какую-то свою ответственность?

И.С.: Естественно, я ощущаю полную ответственность за все, что сделал. Поэтому пытаюсь хоть чем-то помогать ополчению и республикам. Потому что понимаю свою роль во всем. Но чувства вины никакого не ощущаю. Я выполнял свой долг, как я его видел. И, несмотря на некоторые ошибки, считаю, что свой долг исполнил. А вот то, что имел место саботаж со стороны ряда государственных чиновников - это другой вопрос. И это в большей степени их вина, нежели моя.

С.Ш.: Я читал ваши стихи и вашу прозу. Нет ли влияния Николая Гумилева на вас?

И.С.: Вы знаете, я с удовольствием читал стихи Гумилева. Больше того, у меня даже было в юности стихотворение в подражание Гумилеву. Правда, мне не очень близка его какая-то запредельная нехристианская мистика. А в целом, конечно, он мне очень нравится. По-моему, из лучших поэтов серебряного века…

С.Ш.: Вы, конечно, читали книги, связанные с гражданской войной на юге России, в Донбассе… «Дроздовцы в огне» Туркула… С какими чувствами вы приехали на ту землю? У вас возникли исторические аллюзии?

И.С.: Да, конечно. Я читал ведь не только непосредственно воспоминания и мемуары. Я работал и с документами белых и красных соединений, которые действовали на этой территории, и, естественно, Волноваха у меня сразу проассоциировалась с последним наступлением Врангеля в Северной Таврии. С наступлением, в котором как раз участвовала Дроздовская дивизия Туркула. И Мариуполь тоже… Очень было много параллелей с 19-м годом. Весь этот район был в зоне действия армии Батьки Махно. Конечно, вспоминались тяжелые бои 19-го, 18-го года, когда Донбасс переходил из рук в руки. Кстати, для меня вопрос, который еще не решен, что из себя представлял Славянский полк в составе армейского корпуса Слащева, того самого второго армейского корпуса, который насчитывал, согласно Слащеву, 100 штыков к моменту отступления в Крым. Было ли это название связано с именем города…

С.Ш.: Какая система власти вам ближе всего?

И.С.: Знаете, в моей системе ценностей существует такое понятие, нигде не реализованное на практике, возможно, являющееся вообще исключительно идеалистическим построением, - меритократия. Власть заслуг. Для того чтобы претендовать на политическую власть, нужно иметь заслуги перед страной, перед народом. Причем заслуги реальные, а не выдуманные. А у нас вместо реальных дел - имитация. Слишком многие попали во власть случайно, не благодаря своим действиям, а волею случая, где-то оказались троюродными бабушками двоюродного брата кого-то, или просто получили деньги и за эти деньги купили себе власть… Сейчас у нас, как и в позднюю советскую эпоху, все по законам Паркинсона: то есть все хуже, хуже и хуже. Система фильтров работает наоборот. По идее она должна пропускать лучших, самых способных... Но глядя на многих наших политиков можно констатировать, что серее, бездарнее и подлее может быть и не бывает.

Мы имеем дееспособного лидера страны, и прогнившую, никуда не годную в значительной своей части элиту. То, что приемлемо в условиях мира, совершенно неприемлемо в условиях войны. А война России объявлена. И Новороссия – это только один из фронтов. И война не закончится газовыми соглашениями. Происходящее сейчас в Новороссии один к одному напоминает ситуацию в Книнской Краине образца 93-94-го годов.

Всякий, кто хоть чуть-чуть знает о том, что было там и тогда, а главное – потом, поймет, что я имею в виду.
Читайте далее: http://svpressa.ru/war21/article/103643/


hrenj
offline